Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

книги / Цивилизация и культура. Проблемы личности

.pdf
Скачиваний:
2
Добавлен:
20.11.2023
Размер:
4.06 Mб
Скачать

Вопросы для анализа

Что такое отчуждение? Какие виды отчуждения вы знаете?

Что такое эксплуатация? Как доказать (опровергнуть) наличие эксплуатации в условиях устройства на работу на государственное предприятие за определенную достаточно большую заработную плату?

Что такое стоимость? Что объединяет стоимость и ценность? Чем цена отличается от стоимости?

Что такое идеальный продукт? Что такое материальный продукт?

Стоимость - идеальное или материальное? Ценность - идеальное или материальное?

Что обладает большей объединяющей силой: идеальное или материальное? Какие элементы (материальные и идеальные; главные, второстепенные и

абсолютные) составляют систему ценностей?

Что такое конкретно-всеобщий труд? Что такое абстрактно-всеобщий труд? Вспомните, что такое «форма»? Что такое форма культуры?

Что такое интеллектуальный труд?

Что такое интеллектуальная собственность?

Чем деятельная активность человека отличается от деятельной активности животных?

Что такое практика? Виды практики. Что такое целесообразная деятельность?

Чем определяется целостность или частичность деятельности? С какими положениями вы категорически не согласны? Почему?

Напишите реферат по самому интересному для вас вопросу.

§ 3. Разрушение личности с позиции отдельного человека

Формационный анализ возникновения антагонизмов в обществе, возникновения и развития эксплуатации, роста отчуждения стал базовым элементом системы философской теории общества. Однако «классическим» упреком формационному подходу является недооценка роли индивидуальности в истории. Тем не менее, зная психологические и индивидуальные последствия отчуждения, можно оценить важность формационного анализа в поиске причин разрушения культуры (и преобладания контркультуры на отдельных этапах развития истории) с гораздо большей эффективностью. Анализ природы человека и его экзистенциальных потребностей послужит методологическим основанием такого поиска.

Характеристика природы человека

Человек в мире животных изначально доминирует как деятельное

существо. Его отличие от животных в этом смысле состоит в специфике

активности, проявляющей себя в многообразии потребностей к преобразованию.

В основе каждой потребности человека лежит способность, противоречие между способностью и потребностью есть основное

противоречие развития человеческого общества.

Для полноты характеристики введем следующую классификацию способностей человека: к труду, мышлению, общению, игре, научению

(Оконская, 1998).

Творческие способности отличаются от ценностных способностей так

же, как принцип развития от принципа всеобщей связи. Не существуя друг без

друга, они все-таки различаются на глубинном сущностном уровне и могут быть объединены на уровне интеллектуальной силы. Создание нового, не

имеющего общесоциальной значимости, не будет воспринято социумом: не могут получить общественного признания даже очень дорогие фантазии помешанного; если же принцип стоимости не восполнить до принципа

ценности как всеобщей социальной связи,

то такое явление, как отсутствие

цены у бесполезной вещи, было бы невозможно понять.

 

Однако на поверхности каждая способность представлена как

потребность. Для анализа

основных (экзистенциальных)

потребностей

человека мы должны учитывать следующие две особенности его природы:

- минимальную, по

сравнению с

остальным животным миром,

заряженность инстинктами;

 

 

 

- максимальную потенциальную разрешающую способность мозга (его объем в три раза превосходит объем мозга предков-гоминидов, не говоря уже об объеме мозга современных приматов), и качественно иную структуру (роль

коры больших полушарий и т, п.).

Для доказательства первого положения сошлемся на Э. Фромма,

выделяющего два инстинкта, оставшиеся у человека: половой и

самосохранения. Согласно общепринятому мнению, эти инстинкты разнонаправлены (<сганатос» и «эрос»; влечение к смерти и любовь к жизни),

что вытекает из открытий 3. Фрейда. Вопреки этому мнению» мы считаем» что эти два инстинкта» выполняя разные функции, движут род в одном

направлении: направлении сохранения жизни. Отсюда следует вывод:

биофилия, или любовь к жизни, - это единственный инстинкт, сохранившийся у человека.

При этом достаточно распространенное явление некрофилии, или

влечения к смерти, в самом первом приближении можно объяснить действием

не специфического инстинкта («танатос»), а изменением действия инстинкта жизни, его деструкцией. Там и тогда, когда биофилия не реализуется, начинает действовать обратная сторона этого мощного инстинкта: тяга к

смерти. В результате саморазрушения отдельных «неполноценных» элементов рода выигрывает весь род. Данное явление имеет место и в животном мире. Но в отличие от животных, у человека нет иных инстинктов, кроме инстинкта жизни, в качестве заранее отлаженных программ поведения в определенных ситуациях, поэтому «непреодолимость» инстинктивного влечения к смерти

воспринимается как выдающееся явление.

Теории неврозов и их лечения, выдвинутые многими современными лерсонологами, причем относящимися к разным теоретическим школам,

усиливают данное концептуальное положение. В частности, Альфред Адлер

рассматривает метаболизм

негативных психических реакций, имеющих место

в результате ирреального стиля жизни, когда работа, любовь, дружба

терпят

крах (отметим,

что

Адлер

считает стиль жизни вторичным по отношению к

идеальной цели,

«выбранной» индивидуумом, предлагая при этом в качестве

способа изменения

цели

изменение стиля жизни!). Постоянная

угроза

самооценке (по Э. Эриксону, это потеря эгоидентичности и ролевое

смешение), постоянное пребывание как бы в осаде или в засаде не могут не изменить жизнелюбивую ориентацию на прямо противоположную. При этом предлагается способ лечения неврозов через развитие социального интереса, что может быть теоретически обосновано через концепцию интеллектуальной собственности.

Максимальная потенциальная разрешающая способность мозга отражается в следующем: возможное число межнейронных парных связей, обеспечивающих разрешающую способность мозга человека, составляет

фантастическую цифру ÎO27*30000, при этом для сравнения напомним, что число

всех атомов в универсуме 10661 (См. Фромм, 1994а. С. 194).

Итак, человек не вооружен готовыми вариантами ответов на жизненные проблемы (отсутствие инстинктов как организаторов поведения животных), но зато вооружен таким удивительным прибором, как мозг с его специфически человеческими особенностями. Эго дает многообразие вариантов поведения индивидов в одинаковых ситуациях. На обыденном уровне такой разброс реакций может рассматриваться как свобода человека, в отличие от несвободы

животного мира. Но свобода, которая теоретически должна бы иметь место,

оказывается нереализованной, «потерянной» для человека. И тогда

начинаются поиски причин этой «потери» (типа концептуальной установки Руссо «назад к природе» или религиозно-идеалистические поиски причин грехопадения как основы деструкции божественной человеческой сути). На самом же деле данная вариативность есть путь к свободе, но не сама свобода. И первым шагом на этом пути является возможность задавать вопросы и искать на них самые разные ответы. И для того, чтобы найти причины несвободы человека, следует ответить первоначально на более простой вопрос: почему у человека исчезает врожденное и жизненно важное для него (в условиях отсутствия большинства инстинктов) любопытство? Для ответа на этот вопрос вернемся к предыстории человечества. Хотя инстинкты и не действуют, но потребности, которые обслуживаются ими в животном мире, существуют и у человека. Вместе с Фроммом назовем эти потребности экзистенциальными и выделим из них потребности:

в деятельности;

в преодолении своего одиночества, своего «эго», или эгоизма;

в осознании окружающего мира;

в самоидентификации.

Потребность в деятельности Для того чтобы представить себе силу этой инстинктами не обеспеченной

потребности, вообразим себя в состоянии полной бездеятельности, опутанного таинственными узами так, что невозможно двинуть ни рукой, ни ногой, ни мизинцем. У человека с сильным воображением мучительно заноют части тела из-за невозможности пошевелить ими, заболят глаза из-за невозможности

ими посмотреть. А ведь бездеятельность может быть и более страшной:

невозможность броситься на помощь ребенку или заняться любимым делом.

Итак, потребность в деятельности -

самая сильная. Мы

объединяем

в

собственно культурной деятельности и искусство, и

науку,

и

промышленность, при поверхностном

рассмотрении глубоко

различные по

объектам преобразования, субъектам деятельности и по результатам. Только система анализа деятельности, углубленная до уровня ценностного среза

деятельности, позволяет определить общую базу: воплощение способностей человека в качестве умножения сути мира.

Какие же чисто человеческие, добытые не инстинктивным путем, средства существуют для удовлетворения этой потребности?

Чтобы обеспечить достаточно полный перечень, введем следующую типологизацию возможных путей:

-конструктивные материальные;

-конструктивные духовные;

-деструктивные материальные;

-деструктивные духовные.

Отметим, что существуют люди дееспособные и недееспособные, последние не в силах удовлетворить потребность в деятельности в силу психических и физических причин. Первые могут использовать свой потенциал конструктивно, а могут, наоборот, использовать его крайне деструкгивпо. К числу людей, деструктивно ориентированных, относятся:

-прямые разрушители (воры, убийцы, мародеры и другого рода «Геростраты»);

-работающие не по призванию, разрушающие самое себя, свои творческие возможности ;

-разрушители социальных связей: человеконенавистники, сплетники, предатели. Не уничтожая материальных ценностей, эти люди доказывают свою деструктивную дееспособность в насаждении духовного зла.

Первая из этих трех групп особенно опасна, но при этом она является и самой немногочисленной, хорошо наблюдаемой, и с нею борются как с явлением асоциальным, акультурным. Вторая и третья группы людей не только несравненно более многочисленны, но и отличаются социальной

признанностыо, государственной и правовой защищенностью. 6 силу

указанных особенностей они причиняют и наибольший социальный вред.

Направляя свою дееспособность против собственного творческого потенциала,

люди утрачивают себя, тем самым обкрадывая социум. Преодолимо ли это? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выделить причины деструктивной активности, понуждаемой потребностью в деятельности. Выявление этих причин - проблема наисложнейшая, и ее постановке должен предшествовать

ряд рассуждений.

Выделим два признака конструктивной дееспособности: внешний и внутренний. Внешний проявляется в объективации позитивной активности (духовной или материальной), создании разного рода благ и ценностей, достижений культуры. Внутренний признак - использование и наращивание

потенциала человека-носителя, т.е. его самореализация. Отсутствие внешнего либо внутреннего признака превращает позитивную активность в негативную. Для того чтобы попасть в деструктивную дееспособную группу (за исключением редкой первой), человеку не требуются особые усилия, достаточно лишь не перегружать себя заботами о самореализации. И далее: цельность человека есть необходимое условие реализации экзистенциальной потребности в деятельности в позитивном плане. И первое, и второе требует от человека умения совершать поступки, то есть серьезных личностных характеристик (проблема личности решается нами в лекции №2).

Чтобы приблизиться к постановке проблемы причин деструктивности, применим исторический подход, опираясь на данные онтогенеза.

Ребенок чрезвычайно активен еще в перинатальный и натальный периоды своей жизни. С момента рождения он сразу же начинает следить глазами за движущимися предметами, позже выбирает в качестве игрушек те предметы, которые может вовлечь в сферу своей активности, криком пытается отвоевать свое место в мире взрослых. В данных видах активности проявляются как инстинктивно навязанные (инстинкт самосохранения, воля к жизни) действия, так и человеческие универсальные поступки, не свойственные больше никому в животном мире. Из перечисленных это будет манипулирование с игрушками, куда более сложное, чем у всех высших животных, поскольку не замыкается на пище, жилище и других программах инстинкта жизни. Родители и окружение,

способствуя становлению дееспособности, помогают выстраивать ребенку все более обширную культурную нишу, где его потребность в деятельности получит возможность материализоваться в различные объекты. Запрещения, внешне направленные против деструктивности, внутренне чреваты именно разрушительным потенциалом, так как мешают ребенку в самореализации. Непослушание как следствие тактически и стратегически неверных запрещений

есть первый опыт деструктивной активности. Вместо культурной ниши ребенок выстраивает себе контркультурный загон.

Дети, оставаясь лишь частью родителей, не признающих за ними прав личности, лишены той целостности, что является необходимым условием чувства цели и постановки задачи самореализации, пусть пока в локальном масштабе группы дошкольного учреждения. Пассивность и ранний

конформизм таких детей символизируют деструктивный путь развития потребности в деятельности.

Из-за чего это происходит: из-за предрасположенности ребенка или деструктивной активности окружающих взрослых? Из вышеприведенных рассуждений ясно, что никакой предрасположенности к деструктивности у здорового ребенка быть не может. В то же самое время у ребенка еще достаточно сильна тяга к смерти (действие единственного инстинкта жизни с обратным знаком), в силу вполне закономерной слабости новорожденных и грудных детей. Что ж касается взрослых, следует спросить: могут ли культурные родители развить деструктивную дееспособность у своих детей? И если причина порочной деятельности детей кроется во взрослых, то откуда у плохих родителей в неблагополучных семьях берутся хорошие дети?

Развивая далее исторический подход к анализу причин деструктивной реализации потребности в деятельности, воспользуемся данными филогенеза. Здесь мы получаем возможность приблизиться к пониманию условий закрепления порочной акультурной практики в духовных надстроечных структурах: политике, праве, религии (причины данного закрепления коренятся в базисе: производственных взаимоотношениях людей). Пока род был заинтересован в реализации потенциальных возможностей каждого сородича, деструктивная активность, как правило, сообща подавлялась. За ослушание

виновные либо изгонялись, что являлось самым сильным наказанием (за убийство и другие опасные для продолжения рода преступления), либо лишались места в совете, в охоте, до той поры, пока срок наказания за

нарушение табу не истекал. Так как род представлял собой единое целое, в нем не могло найтись заинтересованных в регулировании поведения в обратную (против рода направленную) сторону. Виновный, лишенный поддержи рода, «обескровленный» и бессильный в одиноком противостоянии могуществу природы, как правило, возвращался к общепринятому поведению, предпочитая не нарушать табу. Коллективный запрет исключал многообразие активностей; к нивелированию активностей вела и тяжесть борьбы за существование.

Поэтому человеческая жизнь мало чем отличалась от животной, и

единственной наградой человеку являлось большее потомство и большая продолжительность жизни. При средней продолжительности жизни в 30 лет приходилось платить чересчур большую цену за ее сохранение в соответствии

с биологическими программами; за остальную активность (в том числе разнообразную трудовую, а тем более ее высшую разновидность - духовную) просто нечем было «платить». Отсюда коллективный запрет, хотя потенциально он и вел к снижению активности и поэтому нес в себе потенциал деструктивности, играл скорее позитивную роль, чем негативную, закрывая пути наработанным в малом племенном опыте негативным моментам: убийству, воровству, иной агрессивности.

От крупнейших этапов совершенствования человечества (2,5 млн лет назад - зарождение человеческого способа взаимодействия с природой; 1,5 млн лет назад - появление сознания) до индивидуальной дифференциации активности в процессе удовлетворения потребности в деятельности прошло много времени. Первое крупное общественное разделение труда произошло 9 - 7 тыс. лет назад: возникли земледелие и скотоводство. Вспомнить эти даты нам необходимо еще и для того, чтобы не заблуждаться относительно «извечных» человеческих проблем: каждому свойственно экстраполировать сегодняшний день на глубокое прошлое и далекое будущее (что является свойством рассудка, в противовес разуму). Попутно заметим, что в этой экстраполяции проявляется слабость человеческого сознания по сравнению с бытием: жизнь оказывается всегда богаче, чем ее отражение в сознании. Так

вот, замена половозрастного и географического разделения труда (охотники и

собиратели)

индивидуальной дифференциацией

деятельности

потребовала

миллионов

лет

однородной

активности.

Смена

однородного

малопроизводительного труда разнородной деятельностью имела глобальные

социальные последствия, которые мы, в силу слабости отражательной

способности сознания, воспринимаем как извечные.

Вследствие роста производительной силы общественного труда вследствие общественного разделения труда на умственный и физический, в конечном счете общество раскололось на противоположные группы: богатых и бедных. Этот раскол, который, по сути, представляет собой появление частной собственности, произошел в сравнительно недалеком прошлом, своего лишь»' 9 - 7 тыс. лет назад. Мы можем утверждать, что до этого исторического момента в обществе не могло быть сил, заинтересованных в

зацеплении деструктивных тенденций поведения любого члена общества.

То, что агрессивность, кровавые войны, насилие свойственны

цивилизованному человеку, а не охотнику или скотоводу ранней истории,

является основным доказательством этого вывода (Фромм, 1994а. С. 113-199). Первобытные племена, так называемые дикари, чрезвычайно

миролюбивы и жизнелюбивы, поскольку их любовь к жизни выступает в

чистом, социально не усложненном и потому не деформированном виде. Однако с появлением эксплуатации начинается деформация инстинкта жизни.

При этом деформация инстинкта жизни является не

законом социальной

жизни, а лишь следствием ее незрелости. Учтем

это. То, что подобная

деформация набирает силу лишь последние 9 тыс. лет из 2,5-миллионной истории человечества, является количественным подтверждением ее как исключения, не укорененного в социуме.

Сравните образно девять тысяч и два с половиной миллиона лет. Это травиночка и дерево. Жизнеспособность и укорененность последнего сопоставимы с укорененностью жизнелюбия и миролюбия, конструктивной активности по сравнению с деструктивной активностью.

Докажем логически причинную связь эксплуатации с социальной массовой деструктивностью, насилием, саморазрушением. Эксплуатация - это присвоение чужого неоплаченного труда за счет распоряжения чужой рабочей

силой, на основе присвоения прибавочной стоимости. Стоимость - это мера общественно полезного труда, вложенного в вещь, и одновременно это ценность вещи (см. § 2).

Стоимость через денежный или

любой

другой

обменный

эквивалент

выражает ценность вещи,

а прибавочная стоимость - это

отчужденная

суммированная в

одних

руках

ценность,

источник

мосущества собственника средств производства, выступает

она в виде

прибыли и сверхприбыли.

 

 

 

 

Чтобы распоряжаться чужой рабочей силой, используя человека как

средство,

необходимо применять насилие для подавления иных, не нужных

владельцу

проявлений активности

(раба,

крестьянина, рабочего и т. д.).

Агрессивные тенденции деструктивного поведения закрепляются в таких социальных структурах, как государственные, церковные (последнее имело

место особенно в средние века, когда церковь охватывала собой все

надстроечные организации с ядром в государстве).

Спрос на насилие и убийства рождает предложение, тем более что число

«потерянных» для себя людей растет с ростом эксплуатации, а при

отсутствии самореализации рождается воля к самоуничтожению, воля к смерти

(заметим,

что некрофилия, проявляющая себя в деструктивной агрессии по

отношению к другим,

имеет обратной своей и более существенной стороной

агрессию по отношению к себе).

Под искажающим давлением волны агрессивности оказываются право и

мораль,

наука. Из надстроечных структур только философия и искусство, а

отчасти

и религия,

находятся на особом положении. Деструктивная,

антигуманная мощь раскола общества на антагонистические классы сказывается прежде всего на тех формах общественного сознания, которые имеют прагматическую практическую ценность и поэтому могут быть использованы имеющими власть для наращивания экономической мощи. Такими извращенными, в человеческом смысле, стали правовые законы, касающиеся ущемления прав бедных в пользу богатых, все религиозные схемы борьбы за чистоту веры, например джихад в исламе или борьба с ересями в христианстве. К подобным же искажениям относится и двойная мораль.